Сегодня я сидел в одном кафе, что-то ел, с кем-то болтал по телефону, и тут под руки мне попался такой гаджет, знаете, когда много-много шариков стукают друг об друга, каждый подвешенный на своей нитке. Они еще стучат таким классным звуком. Глухой такой звук. Эти шарики на нитках - как один организм И если нитку обрезать то мало того, что падает тот шар, что закреплен на ней, но и все остальные шары рушат систему, перестают стучать, беспомощно виснут в воздухе. Навсегда – если не подвесить шар обратно, и толчком не начать это движение вновь.
Так вот я подумал, что вся моя жизнь – это бесконечное количество вот таких шаров на нитях. И каждый шар – это воспоминание, желание, страсть. То, что живет в моей моей душе. И каждая нить, что держит этот шар – это то, что связывает меня с этими эмоциями.

И вот я решил написать серию эссе, назвав ее «7 нитей». В каждом эссе я расскажу об уникальном для себя событии, воспоминании, человеке. Оно посещает меня каждый день –и в этом их особенность, именно в том, что они снятся мне, я чувствую их, помню – вижу в омутах своей памяти и сознания. Эти мысли и воспоминания – моя Матрица. Я каждый день погружаюсь в нее, как в другой мир. И это – мои Нитки, держащие метталические шарики моей души и памяти. О них я и хочу написать.

Я не расставляю эти Нити в своих эссе по возрастанию или убыванию, вовсе нет, я просто выуживаю из своей головы то, что тревожит меня сильнее именно в этот момент. Мои внутренние скорби и слезы, переживания, любов и ненависть в этих шарах и Нитях. Поэтому представим, что сейчас это литературно-психологический эксперемент, который во многом я провожу сам над собой.

Итак. Нить первая.

«Мой друг Игорь».

Почему я пишу о нем? Потому что я вспоминаю о нем каждый день. Не потому, что я такой дурак, живущий воспоминаниями – вовсе нет. Просто мне нравится вспоминать о моем друге Игоре. У меня на рабочем столе в левом верхнем углу есть его фотография – черно-белая фотография, которая постоянно находится перед моими глазами. А я много времени провожу за компьютером. Ведь почти никто из вас не знает его? Но эта НИТКА не о нем конкретно, она в целом – о том, как режут нити.

…вино было терпковато. Я в целом не знаток вина, но тут я чуствовал – терпковато для меня. Красное вино стояло в высоком, не винном бокале на нарочито грубо сделанном деревянном столе. В душе моей в тот момент царил полный покой и гармония… Я полуобернувшись смотрел на море, которое в темноте шептало что-то за окном таверны. Маленькими, скупыми глотками я пил вино. Напротив сидела моя девушка, даже говорить не хотелось.
Набережная испанского города Калафель, гомон праздной толпы на улице, который не перекрывал звуки воды., наплывающей на чернющий в темноте пляж. Все было – хо-ро-шо. Наверное мы о чем-то говорили, наверное мы что-то обсуждали, смеялись. Это был момент наполненный жизнью... Я очень отчетливо помню вкус у себя во рту, неспешное течение своих мыслей. Был поздний вечер – часов наверное 23 по местному времени.

Телефон лежал на столе. Я всегда кладу телефон на стол – знаю что это нкрасиво, неэтично – но что с меня взять с быдла из Гаджиево. И телефон зазвонил. На нем был написан номер нашего общего с Игорем товарища – Сани. Я глянул на экран., отключил звонок и оставил экран угасать под настойчивыми Саниными звонками. У меня не возникло ни одной тревожной мысли в этот момент. Но, как только телефон бессильно звякнув в последний раз, погас – мне показалось что у меня остановилось сердце. Я думаю так бывает при аритмии – когда на несколько секунд вдруг сердечный мотор замирает... иснова начитнает стучать но уже много быстрее, как будто наращивая потерянное время паузы.

Я вдруг понял что в Питере сейчас больше часа ночи, что будний день, что это я – в отпуске - а в моем городе ночь буднего дня. Я вспомнил, что Саня исключительно вежливый парень, никогда бы не позвонил мне ночью – если бы не случилось что-то из ряда вон выходящее. Я взял телефон, извинился перед девушкой и вышел на улицу – я стараюсь не разговаривать за столом.

...он всегда был крупный, вдвое больше меня, а в мото экипировке казался просто огромным. Наверное также он выглядел в хоккейных доспехах, когда много лет ежедневно выходил на лед. Я смотрел на него с любовью – своими размерами и добротой Игорь всегда напоминал мне медведя – н мультяшного. Доброго. Как персонаж мультика Кунг-Фу Панда.

Огромные кулаки, огромный корпус, ноги – и при этом мой рост. А я парень ростом – выше среднего! Мы рядом были как толстый и тонкий, а тут он вошел в кафе в мото куртке – я даже рассмеялся так это было эффектно. Спортивнй мотоцикл сверкал на улице, и он говорил мне только о нем. Только о том, как это круто ездить на мотоцикле, как много сил и времени он потратил чтоб купить его. Какое ощущение свободы и наслаждения он испытвает за рулем байка. Он улыбался, подначивал меня, мы много смеялись. Я сам мечтал о мотоцикле с детства – но все как-то не мог решиться. А он втихаря от меня провернул эту сделку – и теперь, точнее – тогда, сидел и совершенно откровенно хвастался! Мы поговорили о делах, о моих детях, посплетничали про общих знакомых, обнялись и разъехались. Я смотрел как он, ревя мотором мотоцикла, выезжает с парковки.

....Саня так кричал, что я не понимал что происходит. Я не мог разобрать, что он бормочет, срываясь на слезы и крик за много тысяч километров от меня. Я не мог понять, но все мои клетки кричали – Игорь в беде. Мой друг в беде, а я тут у моря, смакую вино. В Игорька, на полном ходу проезжая на красный свет врезалась какая-то машина. Саня звонил мне из приемного покоя больницы, куда Игоря уже без сознания привезла Скорая. Он кричал и плакал, я слышал по голосу, даже не понимая, что он говорит – я чувствовал что все очень плохо. Он не мог сказать ничего. Ни рисков, ни прогнозов врачей – сразу после рентгена Игорька увезли в операционную. Я представлял как он мечется по полупустынному примному покою, куда он сорвался после того, как ему позвонили те – кто был с Игорем в тот момент.

Я просто шел вдоль набережной, сзади шла девушка. Я крепкл сживал телефон в правой руке и ждал пока мне скажут, что все нормально. Что он выпутается. Только сейчас, когда я пишу это я понимаю – я только ХОТЕЛ чтоб все было нормально. Но интуиция моя подсказывала мне – что рассвета Игорек не встретит. Я отчетливо помню…. Мы зачем-то зашли в аптеку. Мне не хотелось говорить, сидеть, а просто идти и куда – все равно. И в этот момент Саня перезвонил и четко сказал мне – “Игоря больше с нами нет”. И знаете, что я почувствовал? Я не почувствовал – ничего. Из меня словно выжали одновременно весь воздух, Как тряпичная кукла, не чувствуя мускулов и костей я сел на набережной на какой-то парапет. Я не мог ни говорить, ни плакать - ничего. Саня сказал еще пару слов о том, что будет держать меня в курсе… Похороны, родители Игоря, поминки – все эти слова прошли парралельно моему сознанию. Я просто вышел из самомго себя и стоял рядом, абсолютно равнодушный к происходящему.

Точно также я ощущал себя много лет назад. Я сидел в машине и говорил по телефону, когда почувствовал ухом вибрацию пришедшей СМС – не было тогда еще столь популярных сейчас мессенджеров. Не отрываясь от разговора, я посмотрел на экран, где было написано сообщение от моей сестры – “Дедушки больше с нами нет”. Моего дедушки. Ровно в ту секунду я потерял связь с реальностью – и это было такое же ощущение, как сейчас. Но это – другая Нить.

….я выбежал из Пулково и побежал к поставленной на парковке машине. Побежал. Я прилетел в день похорон – я знал, что все уже началось., я знал, что опаздываю – и я бежал. Было очень жарко в Питере, машина нагрелась как сковорода. Шипя и проклиная кожанные сидения, я с места рванулся к оплате парковки. Я не брал трубку, не звонил сам, я просто ехал на Северное кладбище, пытаясь успеть.

…и я опоздал. Я опоздал. Я до сих пор корю себя, что понадеявшись непонятно на что – не поменял билеты. Когда я влетел на кладбище – мне навстречу проехал автобус, я не обратил на него внимания. И тут позвонил Саня… “Санечек- сказал он – не мечись. Мы едем на поминки, там еще есть ребята у могилы, тебе прямо и направо”. Я вышел из машины и подошел к свежезарытой могиле моего друга. Человека, которого неделю назад я видел живым. Крепкое тело которого я чувствовал, когда обнимал его, прощаясь. У могилы стояли люди, которых я плохо знал. Почти не знал, они как-то неловко попытались обнять меня, успокоить… Говорили, что нельзя оставлять меня одного… А я скрипел зубами от ярости, злости, ненависти к себе. К ситуации. К собственной страшной внутренней боли. Я чувствовал, что Нить обрезана, что его больше нет и не мог в это поверить… Впервые за много лет слезы лились из глаз, я размазывал их по щекам, лицу, шее. Было чудовищно, нестерпимо жарко, я провел в самолете до этого не меньit 5 часов с пересадками, много часов в машине до Барселоны – и все это казалось мне очень далеким прошлым. Сейчас и здесь, чувствуя запах свежевырытой земли я не верил в то, что было 3 дня назад. И когда меня оставили наконец-то одного….я закричал. Я не могу плакать и хныкать, я просто кричал. Я пытался что-то говорить ему, о чем-то просить – не помню. Все это сливалось в какой-то первобытный вой. Мимо, стараясб делать вид, что не замечают меня проходили какие-то люди, а я кричал и плакал, сидя на маленькой скамейке у могилы. Глядя на его прислоненное к ограде фото.

…как я выбрался с кладбища я не помню. Я доехал до поминок – мен хватило на то, чтоб обнять отца Игоря и его маму, которая смотрела и не видела меня за пеленой слез. Его сестру Олесю. Я не помню как я доехал до дома, как смотрел наши с ним веселые общие фотографии на компе. Как вспоминал. Мой разум выкричал все там – на кладбище. И впал в эмоциональную кому. Я ел, пил, говорил – и ничего не понимал.

Эту НИТЬ жизнь срезала. Грубо, жестко – так что шарик упал и укатился далеко. Не достать. Прошло уже несколько лет. Я вспоминаю Игоря очень часто. Только сейчас, когда я писал эту статью – я шилом ковыряю в себе боль тех дней и ТОГО дня. В моей жизни слишком мало близких – чтоб не выжигать себе их имена на сердце, когда они уходят. А он ушел таким молодым, сильным – что, когда я вспоминаю его, я вспоминаю и слова моего отца. Слова, сказанные, когда мы копали могилу для моей собаки, с которой я рос – “Смотри и запомни, как быстро живое становится мертвым ”

Однажды один тренер личностного роста – мой товарищ – сказал мне, что я “таскаю с собой трупы”. Тех, кого потерял. Это мерзкая метафора говорит о том, что я слишком много думаю о тех, кого нет рядом. Это не так. Просто перед моими глазами всегда качается Нить, со срезанным шаром – Нить на которой держался в моей душе мой друг. Да, шарик укатился, его не вернуть – но я вижу эту Нить и помню откуда она. Многих сил стоило мне вернуть стук шариков в свое русло.

Я не часто бываю на его могиле – но я и не считаю это важным – он всегда. ВСЕГДА и каждую секунду в моем сердце и моей памяти.

Это эссе о боли. Да. О боли, потере – но почувствуйте в нем и другую мысль – я хочу сказать, что не пытался вызвать печаль у читателя.