Измятая простыня стала моим флагом. Никогда не заправляемая кровать, развороченная и брошенная - вот символ моего одиночества. С кем бы я в ней не спал, я все равно остаюсь в ней один. Ода одиночеству не в моих рассказах, не в душевной неустроенности - она именно здесь. В смятых простынях моей спальни. Подолгу и частенько ворочаюсь в потели, размазывая свою усталость по кровати, пытаясь приманить сон, и когда он не приходит, когда дневное напряжение не дает мне уснуть - тогда я выхожу на балкон, прижимаясь лбом к холодному стеклу и смотрю на улицу. Редкие проносящиеся машины подсвечивают Смоленское кладбище прямо напротив моего балкона, я высматриваю в полубреду фигуры призраков между крестами, вспоминая мутантов их «Пикник на обочине». Так много слилось в голове к 33 годам в моей жизни. Одиночество, сыновья, мимолетные влюбленности в женщин и нежелание с ними жить, секс, работа, долги и проблемы формируют великолепный коктейль моей жизни. И, не смотря на то, что работа отнимает большую часть моей жизни к возрасту Христа начинаешь ценить те редкие моменты, когда работы нет. Когда сверло беспокойства и невроза не проделывает дырку в моем виске и я отвлекаюсь настолько сильно, что забываю о нем. Я так долго пытался написать это эссе, что каждый раз садясь за него я обескураженно смотрю на этот текст, совершенно забыв не только о чем хотел написать - но и который раз я уже сажусь за него. Все сливается для меня в одну гигантскую мысль, которая почему-то напоминает мне витраж в храме, через который бьет свет. И ты уже не видишь ни самой картины, ни солнца, а только разноцветный поток, бьющий в глаза. Знаете для меня, как для человека непримиримого ощущение покоя дается очень тяжело. И поэтому у меня есть закоулок памяти в котором я храню свои самые уютные воспоминания. И когда мне плохо, когда я не могу уснуть, когда мир стеной очарования встает против меня - я окунаюсь в это прохладное для меня озеро и выуживаю лучшие из них. Я оборачиваюсь в темноту комнаты и вижу призраков. Они окружают меня каждую ночь, и нашептывают мне кем мне быть.
«У меня есть мечта…» прочел я в тысячный раз. В стотысячный раз я перечитал речь Лютера Кинга. В миллионный раз я перечитал эту фразу - «У меня есть мечта». А у меня она есть, подумал я и закрыл браузер. Свет ноутбука отражался в темноте в окне, а я старался максимально оттянуть момент сна, я не хотел чтобы наступило завтра - я боялся. Каждый мой день стал близнецом предыдущего, каждый мой день стал единоутробным братом завтрашнего. Я включился в бесконечную гонку за яркой жизнью - а казалось бы что она все блекла, стираясь. Казалось что уже нет той границы на рассвете между ночью и днем, а все превращается в бесконечные предрассветные сумерки без надежды. «У меня есть мечта», нашептывал я себе спускаясь на лифте в паркинг, чтобы добраться на своей машине до аэропорта, садясь в самолет, в полудреме посадки во Внуково. Сойдя с «Аэроэкспресса» на Киевском вокзале, первая кого я увидел была именно она. Я не хочу называть ее имя, хотя бы потому что это воспоминания несомненно причиняет мне боль - поэтому это будет просто Она. Я был влюблен в нее до безобразия. Я чувствовал к ней физическую зависимость. Если я не думал о ней, значит я спал, зная, что она спит рядом. Если я был один, то я не мог концентрироваться на окружающем меня мире и хотел к ней. Нс все время разделяло огромное расстояние, и меня это просто бесило. Поэтому сейчас увидев ее зеленоватые глаза под челкой темных волос я, расталкивая прохожих, метнулся к этим глазам, радостно вспыхнувшим, когда она меня узнала. Главным ее качеством, тем которое сводило меня с ума - была ее невероятная женственность, которая проявлялась в гибкости, страсти, в мягкой кошачьей походке и этих самых глазах школьницы-отличницы с плескающимися в ее омуте чертями. Она льнула ко мне, и сразу же я казался себе мужественным героем. Она целовала меня - и щенячий восторг ребенка вспыхивал во мне.
Я вспоминаю, как она впивалась в меня, сидя сверху, а я гладил ее мягкое, удивительно упругое молодое тело. Я вспоминаю, как ей хотелось еще и еще, снова и снова. Как она, едва войдя в снятые номера отелей, квартиры и дома - начинала раздевать меня, что-то нашептывая сбившимся от страсти дыханием. И я не мог оторваться от нее. Первая в моей жизни женщина от которой я не мог отойти, когда был с ней, которую я хотел чувствовать каждую секунду. Не знаю, почему так было - потому что мы подолгу не виделись, потому что мы с ней никогда не жили вместе, потому что я влюбился в нее…? Не знаю. Я читал ей полусонной «Вспоминая моих несчастных шлюшек» Маркеса, и она в полуулыбке, показывая свои белые зубки улыбалась, лежа у меня на груди. Мы виделись пару раз в месяц по 3-4 дня, и я жил этими днями. Я ревновал ее ко всем, не знакомя ее ни с кем, а она не показывала меня своей семье и друзьям. А она смеялась, связывала меня в постели и приводила своих подруг - зная что я принадлежу только ей. Я сходил с ума, прижимая к себе ее раскаленное возбуждением тело. Я жил этими ночами и ожиданием их. Я не мог смотреть с ней кино, потому что мы все время касались друг друга. Мы почти не говорили о том, что нас ждет. Завтра, послезавтра - когда-нибудь. А потом вдруг выяснилось, что говорили…. Ведь это не эссе о счастливой любви. Вообще честно говоря до сегодняшнего дня я никогда не писал о ней - вот так вот. Посыпая солью рану. Ведь есть только один тип женщин, лишь те из них имеют смысл - которые оставляют на сердце рану. Те, которых вспоминаешь каждый день. Те, с кем ты каждый день сравниваешь своих мимолетных любовниц и женщин которые идут с тобой по одному пути. Эта рана заживает, но она всегда живая - вот и сейчас, вспоминая, я тыкаю в нее своими грязными пальцами, ковыряясь в подсознании и воспоминаниях.
Она была младше меня на 5 лет, но была женщиной до мозга костей. Она чувствовала когда я злился, когда я впадал в депрессии, когда мне нужно было быть одному - и молчала. Ничего из этого я не ценил - все это казалось мне совершенно нормальным, а потом оказалось - что это не так. Потом спустя годы я понимал, что таких как она я пока не встречал. Что женщины, меня окружающие всегда ждали, что я изменюсь - а я отрешенно наблюдая за ними, понимал - нет.
Расстояния не отдаляли нас - но в какой-то момент я вдруг почувствовал, мне вдруг показалось, что я уже не испытываю того восторга от нее. Я с самовлюбленной радостью вдруг подумал, что она перестала быть моими наркотиками. Что я могу уже не писать ей. Что я могу уже не ждать вечером ее фотографий из душа с игриво играющими ножками. Что я могу не отвечать ей сразу «Я скучаю» - а могу совсем не отвечать. Мои демоны - хотя скорее собственная гордость и глупость - вдруг смогли убедить меня в том, что я эдакая смесь одинокого рейнджера и медведя-шатуна. За тысячи километров от меня она чувствовала: что-то пошло не так. Она аккуратно старалась понять - что произошло, и не могла этого сделать. А потом… «Саша, я выхожу замуж.» А я презрительно усмехнулся, написав ей что-то вроде «Рад за тебя. Удачи.»
…она вышла замуж и вычеркнула меня из своей жизни и памяти. И я пытался потом уже, осознав собственную тупость, порадоваться за нее и не смог. И вспоминая ее мне кажется, что я наливаю в стакан одновременно ненависть, раздражение и признание того факта - что если она позовет, я все брошу и приеду. Плач ситуации в том, что она не позовет. А я, поиграв в мужество и героизм, спрятался как покусанный щенок в скорлупу, притворяясь, что все так и должно быть и сижу там много лет.
…женщины в один голос говорят, что я омерзителен. И если совсем недавно я лишь парировал, что у меня cложный характер, то недавно, когда моя стародавняя знакомая, красивая и умная девушка сказала: «Нет, Саша. У тебя не сложный характер. Ты просто гандон и ведешь себя с женщинами как гандон.» И знаете - я даже не обиделся. Ведь так и есть. Пока что - так и есть. И пора бы уже прекращать объяснять все сложным характером. …скамейка была мокрой, грязной, абсолютно затерянной в парке на Никитской - не той, какая она сейчас, а той, что она словно была 10 лет назад. Я сидел в сквере, облокотившись лбом на руки, весь покрытый мелкими колючими каплями дождя, кутаясь в куцую кожаную куртку, я ежился шеей, чтобы холодная вода не стекала мне по голой спине под футболку. Я смотрел как она пьет кофе в огромной витрине кафе, улыбаясь кому-то мне невидимому. Улыбаясь так, как мне всего год назад. Касаясь кого-то невидимого рукой. А я смотрел, играя желваками и больше всего хотел войти, сломать этому невидимому нос своим лбом, заливаясь его кровью - и в таком виде вот и доказать ей - что она выбрала не того. Но вспоминая собственную мерзость от своих поступков, от игры в хладнокровного одиночку - я понимаю - «Саша, ты просто гандон». Поэтому я сплюнул и пошел в сторону метро.