...иллюминатор. Как же часто я смотрю в него. Не буду скрывать - это всегда приносит мне удовольствие. Укутанный облаками город, и крыло самолета. Я люблю летать. Я не боюсь летать, хотя каждый раз при приземлении сердце мое сжимается при ударе шасси об асфальт взлетной полосы. Из наушников льется любимая музыка, а если поездка моя желанна, если она привезет меня к месту, куда я давно стремился - то я радостно предвкушаю как вдохну запах неизведанного, запах приключений. Ведь что моя жизнь? В чем она?

Каждый мой день близнецом похож на предыдущий. Я просыпаюсь в постели, укутанный по детской привычке в огромное пуховое одеяло с головой. Будильник яростным воплем вырывает меня из сна, и я еще не разлепив глаз тянусь и смотрю на телефон - как много говна произошло этой ночью? Еще до того, как я сел в машину, моя голова полна проблем и бед. Сын покрасил голову в желтый цвет, банк задержал выплату, кредиторы требуют долга а клиенты долг не отдают. И все это льется в мой мозг, который яростно пытается найти решение и выход..., но ведь я знаю - может быть и иначе.

Палатка легкая. Я открываю глаза в спальном мешке с головой лежащей на рюкзаке. Солнце греет мою щеку, прорываясь через красный гортекс палатки. Я тяну носом запах снега и камня, прохладно. Вытянув руку и сдергивая молнию, открывая москитную сетку и солнце радостно врывается, играя лучиками на моем лице. Я жмурюсь от удовольствия, кутаюсь в спальник, улыбаясь. Мысли мои неспешно текут, не касаясь ничего, что может меня потревожить. Мне некуда спешить, я знаю, что еще рано и я могу лежать, прячась от изморози в тепле палатки. Что, когда сон ласково отпустит меня, я не торопясь оденусь и разогрею чай и макароны, что никто не позвонит, что никто не будет сумрачно смотреть в стол и рассказывать что мы не добрали денег. Я знаю все это и улыбаюсь самому себе. Прижатая на границе зелени и ледника моя красная палатка выглядит маленькой божьей коровкой на фоне громоздящихся вокруг гор и скал. Еще долго я буду, вытянув ноги, пить обжигающий чай и медленно, с ленцой собираться в путь..

Самолет набрал высоту. Обменянное на мили кресло бизнес-класса все равно не дает мне развалиться, и я, уперевшись коленками засыпаю, уперев почерневшие от загара руки в лицо.

....гора опять не поддалась. Сквозь шум и ярость ветра, мне чудилось улюлюкание и смех этой горы. Шаг, за ним еще. Но каждый порыв ветра сносил нашу двойку на три шага назад. Титановые кошки безуспешно вгрызались в толщу бутылочного льда, снег, колючий и острый как жало в кровь раздирал кожу лица, закрытого маской. Сквозь эту пелену я видел, мне казалось, что я видел чье-то смеющееся над нашими попытками лицо. Веревка натянулась, и меня как тряпку поволокло вперед, впившись в лед всем чем мог, срывая с себя рюкзак я, сквозь снег увидел трещину в метре от себя и тянущуюся туда веревку на другом конце которой болтался на глубине мой напарник. Опытный альпинист, он быстро выбрался с моей помощью наверх, с сильно поцарапанным лицом, но целый и невредимый. Сев на колени и ощупывая себя он нервно дергал правой щекой, непрерывно матерясь. Я стоял над ним, как памятник, прикрыв его собой от усиливающегося ветра, наклонившись вперед, и рефлекторно каждые несколько секунд трогал узел веревки, привязанной к системе...

- Воды? - я вскидываюсь от касания плеча. - воды?
Надо мной в синей обтягивающей форме склонилась стюардесса, вырвавшая меня из сна воспоминаний. Я благодарно киваю, в горле пересохло. Повернувшись к иллюминатору я вижу причудливо изогнувшиеся облака. Сотни и тысячи форм и образов. Вон слон, а вот это похоже на римский шлем. Вспоминая себя моложе, свои яростные прыжки и ужимки, я всегда и неотрывно чувствую рядом дух своего деда, который передал мне тысячи строк знаний и опыта, записанных прямо в сознании. Быть собой. Всегда быть собой. Сейчас я усу своего, уже взрослого сына - быть собой, а не кем-то, кем хотят его видеть... И почему-то вспоминаю я, как он, пукал подмышкой, на удивление моей бабушке - и как я радостно визжал при этом....

...Али кушал с аппетитом. С аппетитом, который я никогда не имел даже на равнине, не то, что в горах. Али некрупный, невысокий и тощий. Но как он ест! Мы идем на Эльбрус с Востока вчетвером и он сперва долго ныл, что хочет есть, а вот сейчас, на привале, он ест. И если мы, предвкушая еще не меньше 4 часов ходьбы вверх просто съели по бутерброду с чаем и горстью орехов - Али пирует как горский князь. Сам он про себя говорит, что он перс - хотя с его гортанным русским, волосами маслянисто черного цвета, смуглой кожей он может быть и лезгином и лакцем и армянским евреем - здесь это не имеет никакого значения. Погода звенит. Нас окружает зелень, на грани с снежными завалами и небольшими кулуарами льда. Лето - Эльбрус милостив, ни ветра ни дождя - поэтому подставив горному солнцу лицо и почти лежа на камне, я наслаждаюсь моментом. Али никто не торопит - я немилосердно сжигаю кожу лица, старший группы, Руслан, забравшись на камень и стоя в чудовищно неудобной позе ловит телефоном сеть. Внизу у него рсталась очередная девушка - он торопится наладить контакт. С истинно горским красноречием он наговаривает ей в мессенджер комплименты, и я улыбаюсь. Четвертый, молодой скалолаз Андрей пил чай, свесив ноги с огромного валуна. А Али все ел. Ел он вкусно - причмокивая, хрустя, поминая Бога от удовольствия.
- Али, - смеюсь я, - хватит! Тяжело идти будет.
- Ээй, зачем так говоришь? - он открывает банку с фасолью, зачерпывает ложку и, жуя, - у меня как утка! - он показывает на рот, - тут вошло там вышло.
Мы смеемся, и я чувствую абсолютное счастье. Встав, и закинув рюкзак я решаю пойти вперед, очень медленно - ребята нагонят. Уходя, я слышу шипение банки газировки. Это Али запивает соленую фасоль сладкой Колой.
Завалившись вчетвером в трехместной палатке, прижатые друг к другу как селедка в банке мы перекидываемся какими-то шутками. Али лежит а огромном спальнике, откуда видно только его хищный нос. Все 6 часов пути он расхваливал свой спальник, рассказывая как мы медленно умрем от холода, а он будет смотреть на это из пуха своего спальника. Одна проблема - "собачку" молнии спальника заклинивало сверху и чтобы открыть или закрыть спальник до конца требовалась помощь кого-то со стороны. Застегнув его до носа я влез к себе и тут же согрелся. Задремывая, я услышал странные журчащие звуки. Прислушался. Али начал ерзать в своем спальнике, выражая неудобства.
- Что с тобой?
- Живот гремит - пробурчал он. - надо выйти.
- Ты же утка?! - рассмеялся Руслан, и никто не пошевелился с места.
- Эй, гады, откройте спальник - негодовал Али, - откройте, быстро меня.
Глядя на его змееподобные движения в спальнике мы хохотали в голос, под его шипящие проклятья. Внезапно он замер раздался оглушительный, затяжной пук. Со стороны это больше напоминало обвал. Он длился не меньше минуты и по звуку был как выстрел Катюши. Фасоль, газировка, острая бастурма, бутерброды выдают газовый залп такой мощности, что спальник Али надувается как резиновая лодка. Секундная тишина взрывается нашим гоготанием. Али с криками пытается вывернуться из спальника, спасаясь от смертельного газа, он старается высунуть нос как можно дальше из маленькой дырочки в молнии. Мы ржем как кони, даже не думая помогать ему, чтоб не выпустить смертельный газ в тесную палатку. Сгибаясь пополам от смеха я открываю тамбур и врывается морозный горный воздух, и только после этого мы, зажав носы, расстегнули молнию спальника Али, который уже даже двигаться почти не мог. Выпустив черно-зеленый смог атаки Али мы еще долго тыкали его в бок, и смеялись, смеялись...
Али кушал. Вкусно сварив вкрутую 5 яиц, он добавил себе сахар в кофе и приготовился закусить все это орешками.
- Говорил же, - жевал он - я как утка. Ррраз! И все прошло.
- Прошло? - удивился Руслан - хорошо что реактор не горел, а то мы бы там взорвались все от такого газового удара!
Али с тех пор так и называли все. "Наша ядерная утка."