Странный вечер. И текст странный.

- Вот говно.
Я смотрел на разбитое лобовое стекло своей машины. Не было ощущения обиды, только злость - причем не за себя, не за деньги и время - чего уж их теперь жалеть. Жалко было хорошо сделанную чужую работу, ведь люди морочились с этой машиной. Долго ее делали, смотрели со стороны - и тут какой-то ублюдок взял в руки камень и воткнул его в мое стекло. Оно покрылось паутиной трещин, и камень пробил многослойный сверкающий триплекс. У меня почему то не было других ассоциаций кроме как надругательства над женщиной. Уж не знаю, что за фантазия, но именно так я видел сейчас машину - словно кто-то взял и грязно трахнул ее, вытерев потом руки об подол платья. Вот говно.

Я длинно сплюнул сквозь зубы на пол, вызвав явное содрогание у проходящей мимо пасторальной семейки, отец семейства молодой парень, явно хотел сделать замечание, но уперевшись взглядом в мое окаменевшее от злости лицо, он смутился, ускорил шаг. Сейчас мне невероятно хотелось закурить, хотелось вытащить из внутреннего кармана куртки пачку сигарет - неторопливо выбить одну, всунуть ее в угол рта - и глубоко, шикарно затянуться, почувствовав укол никотина в легкие. Ощущение настолько яркое, что я лезу во внутренний карман, который, естественно, пуст. Я бросил курить много лет назад, и с тех пор каждый день я мечтаю о сигарете. Но нет - теперь я ЗОЖ. Теперь каждый день я таскаю свое уставшее тело на какие-то совершенно дикие по своему саморазрушению тренировки. Я перестал упиваться до рвоты в клубах, гоняться за телками, драться с какими-то чертями в обносках на темных улицах. Ну нет - теперь я совсем другой. Я ношу легкую щетину, брею голову и выгляжу дорого - такая работа. Я должен выглядеть не таким, какой я есть, а так, чтоб хостесс ресторана быстро находил мне столик. Так, чтобы мои оппоненты во время диалогов, не чувствовали тревоги от потянутой моей футболки и торчащего ножа. Все давно уже не так. Я снова сплевываю и пытаюсь понять что делать-то. Можно ли ехать на этой машине? Или это запрещено?

Непрерывно матерясь, я выковыриваю камень из стекла, осколки валятся пылью в салон, и я понимаю, что сейчас буду тереться жопой о стеклянную пыль. Дырка осталась здоровенная - какое-то время я держу в руках камень, растерянно думая как поступить - и в итоге кладу его зачем-то в машину на сидение рядом с собой. Аккуратно сев на водительское кресло, я какое-то время тупо смотрю на камень, который лежит справа. У меня стойкое ощущение, что камень смотрит перед собой в разбитое им же стекло, и сжав губы, ждет пока мы поедем. Я пару раз, не имея на то ни одного объяснения, хлопаю камень сверху, как товарища. Завожу машину и, глядя в дыру в стекле, обращаясь к камню говорю:
- Поехали, Джонатан. Нам пора.
Джонатан молчит, сжав свои каменные губы. Я тронулся с места, думая, что день обещает быть странноватым.

….одиночество сокрушает меня. Причем не само по себе, а как явление - что это значит? Это значит, что иногда, появляясь в Питере ночью, выходя из аэропорта под стонущих в наушниках БИ-2 я понимаю, что сейчас я окажусь в совершенно пустой квартире. На самом деле - «своей» это преувеличение. Я, от безденежья, фанат шеринговой экономики, поэтому я переступлю невысокий порог чьей-то квартиры в которой я живу сейчас.
Квартиры в которой неделями и месяцами хранятся мои вещи - и вот это тот самый момент. Когда ты переступаешь порожек, и ищешь рукой выключатель - загорается свет и вылизанная пока меня не было уборщицей квартира, сверкает пустотой. Я каждый раз, в припадке иррациональной жалости к себе, облокачиваюсь на дверь и тупо смотрю перед собой. И что вы думаете я вижу? Я захожу в Икею. Я захожу в эти бесконечные арендованные квартиры, и нахожу выключатель рукой, раковину и туалет - потому что все они выглядят как каталог сраной Икеи. В почти любой стране. В почти любом гостиничном номере. Повсюду. Повсюду я вижу одно и тоже - свое собственное бесконечное нытье. Я натыкаюсь на зеркало и старюсь побыстрее закрыть его - потому что я больше не могу смотреть на свое унылое и усталое лицо, затраханное жизнью, ситуацией, и прочим…с каждым днем все сильнее. Я силюсь демонстрировать всему миру, что мне все равно. Я пытаюсь доказать, что мне комфортно существования в одиночестве. Что наушники, книги и телефон заменяют мне социальную среду - но все это не так. И именно в тот самый момент, когда я нажимаю на выключатель света в той самой чужой квартире - по моему лицу сползает маска и я уныло сползаю по двери. Сползаю, предвкушая вечер перед ноутбуком в попытках как-то развлечь себя…

Не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих я со свистом загоняю машину на парковку Казанской площади. невысокий узбек с лицом без возраста, совершенно равнодушно принимает стольник и кивает. Я отхожу на пару шагов но тут вспоминаю про камень на сидении. Меня одолевает странное ощущение предательства и, поколебавшись, я возвращаюсь, беру камень под мышку и иду в один из самых модных ресторанов города. Первое что я встречаю в нем - сиськи. Я просто не знаю, как выразить иначе свое восприятие, но на 3 администраторов девушек, со сверкающими зубами, в вечерних платьях с декольте до трусиков я вижу окружающие меня сиськи. Вполне возможно, что следует выражаться иначе - но я действительно не могу оторваться от ощущения, что больше ничего сейас передо мной нет. Избавившись от этого ощущения я фокусируюсь на лице менеджера и вижу недоуменный взгляд направленный на камень, который все еще у меня, прижатый локтем.
- Это мой друг, - совершенно серьезно говорю я, - нас должны ждать.
По колыханию грудей вокруг, я понимаю, что все это воспринято как шутка - но что поделать. Мало кто видит раздраженно сжатые губы Джонатана. «Нужно собраться» - говорю я себе как мантру, пока меня ведут по бесконечному ресторану, отделанному как псевдо дорогие английские клубы - запах свежепрожаренных стейков, строгие фартуки официантов и приглушенная музыка льется откуда-то. И посреди этого великолепия я несу под мышкой камень, которым час назад кто-то разбил мне стекло. Поняв абсурдность я начал ржать - хостесс испуганно обернулась, но я уже мгновенно успокоился и шел с видом человека, рядом с которым кто-то пернул. Сурово глянув на эту расфуфыренную девчонку, я с нескрываемой нежностью положил камень на кожаное кресло, и пожал руки двум хлыщам, которые и забили мне встречу в этом ресторане…
Денек и правда был странноватый. Я пожал им руки и уселся с грохотом на соседний от Джонатана стул.
- Ну что? - я улыбнулся - начнем?
И мы начали….

Мерзко было. Что тогда, что сейчас.
…скамейка была просто ледяная. Не смотря на довольно теплые последние деньки, эта самая скамейка стояла в постоянной тени - но нам было наплевать и мы трещали, отмораживая себе юношеские простаты, на ней непрерывно, на каждой перемене. То был прекрасный 11 класс, когда нам уже без проблем продавали водку и портвейн, сигареты, и девочки уже перестали быть для нас принцессами - а стали объектом сексуального вожделения. Мы прогуливали какой-то урок. Я это помню отчетливо. Мы сидели в своих черных бомберах втроем - тогда такое время было - все нормальные парни носили черные пилоты с оранжевой нутрянкой. Мы сплевывали каждую секунду, матерились и говорили сцеживая слова - именно так в нашем, ну в моем точно, понимании вели себя мелкие гангстеры - мы считали себя именно такими. Скамейка стояла прямо напротив входа в школу, вокруг паслись такие же черти в черных пилотах, а мы вполголоса обсуждали свои первые сексуальные успехи. 16 лет. Во мне было столько гормона, что можно было заправить им самолет на Лос-Анджелес и обратно… Не могу сказать, что мы говорили друг другу правду, но врали мы точно очень красочно о том, как успешно мы ведем свою эротическую жизнь. Рядом с нами сидела какая-то возрастная тетка. Точнее это тогда она казалась возрастной - лет сорока. Пожухлая, помятая тетка сидела на краешке скамейки рядом и громко возмущенно сопела, а мы продолжали нервировать ее матюгами и рассказами о потере девственности, но уже через минуту стало ясно чего она ждала - из парадной вышел мужик лет 50, крепкий, с уверенным, чуть опухшим лицом. Толстое пузо,здоровенные руки, нависающий над всем этим подбородок. Тетка тут же запричитала показывая на нас пальцем, использовала слова ублюдки, пошлятина, мерзость. Мужик не долго думая навис над нами тремя и спросил - «Надавать ли нам, молодым говнюкам, по соплям?»
Вообще сейчас вспоминая ту историю я задаюсь вопросом - неужели он не понимал где находится и что делает? Он не был пьян, и самое главное, что он не был прав. Тот факт, что эта курица подслушивала наши разговоры - довольно странный аргумент. Окраина города, гетто Просвещения, школа, которая славилась своими кровавыми драками во время дискотек.
Мы посмотрели на него снизу вверх, и кто-то из нас, не я, даже не глядя на остальных ударил мужика по яйцам. Прямо в кукошки, не целясь. Очень сильно. Раздался звук выпускаемого из шины воздуха и мужик осел, хватая ртом воздух. Дальше все разом. Крики, переходящие в ультразвук этой тетки, суета прохожих. Подскочив на ноги, мы зачем-то, бессмысленно жестоко, били ногами тело, а потом разбежались ссыкливо, как только услышали взрослые крики. Мы не были детьми. Мы были подонками и подростками. Такая глупость…

Разговор шел уже час. Они сидели напротив меня, потягивая кофе, а я совершенно разнузданно растекся по креслу, почти ни хера не понимая. Парни были из какой-то полунаучной лаборатории, и пришли рассказать о своем проекте, невероятном проекте раскрутки своего нового продукта - какой-т лампы. Честно скажу, что я даже примерно не понимал, как эта лампа может помочь в жизни людей - но лицо мое было предельно внимательным. Я отличный собеседник. Периодически я благосклонно, но не очень явно,поглядывал на сидящий рядом камень, скрытый от посторонних глаз скатертью. Они были как близнецы - в одинаковых рубашках, модных блейзерах, пили кофе и смузи. И на два голоса, контральто, пели мне и пели и пели…. И тут мой мозг вновь сыграл со мной очередную злую шутку. Я сосредоточил взгляд на них - заставив глазами их недоуменно замолчать. Потом я неспешно выложил камень, положил его прямо на скатерть между нами и глядя прямо на него спросил:
- Что ты об этом думаешь, Джонатан?
За столом повисла пауза. Я был настолько серьезен, что ни у кого даже не возникло мысли, что я шучу. Я долго и пристально смотрел на камень, а потом перевел диковатый, но полный сосредоточения взгляд на собеседников. Пауза была такой тягучей, что я, напугав обоих, даже протянул руку, подумав, что упрусь в какую-то тугую пленку. Все вздрогнули. Я глянул на Джонатана - как он там?
- Саша, вы в порядке? - один все же нарушил паузу. И упер в него кинжальный взгляд, меня уже понесло.
- Я в полном порядке. Лампа отличная. Идея классная - я загибал пальцы - но без партнера я решения не принимаю.
Джонатан сосредоточенно молчал. Я аккуратно почесывал камень сверху по голове, как по лысине. Джонатан молчал. И я молчал. И они молчали - придурки с лампой…
Странный был тот день. Уж очень.

…мы с ней познакомились случайно. Она выглядела так невзрачно, что я даже не обратил на нее внимания, что я даже не разглядел в ней женщину, не увидел очарования ее глаз и сексуальности. Компания сидела в каком-то московском ресторане, я сильно уставший, затюканный работой и проблемами сидел на углу стола, глядя перед собой. Прикидывая когда можно будет уйти, никого не обидев. Я даже не расслышал сперва, в шуме смеха, ее голос. Она, сидя справа о меня коснулась моего локтя - и показала на бутылку вина, кивнув на свой бокал. Я механически налил ей, и убирая бутылку уткнулся в ее прямой взгляд. Я как будто споткнулся на бегу. Это было ощущение - в меня плеснули ледяной водой. Огромные, невероятные зеленые глаза, я помню их каждый день - это ощущение, когда они, чуть подернутые дымкой огромных ресниц смотрели на меня в упор. И вот именно тогда я понял - сердце встало. Она улыбнулась чуть презрительно, глядя на мою оторопь, зная свою силу - и отвернулась…, не глядя уже. А я остался смотреть на нее - это был тот самый «книжный» момент, когда я хотел уже только ее. Не хотел есть, не хотел пить, не хотел откликаться на свое имя - я хотел только ее. Это был тот самый удивительный жизненный момент, такая карма, когда стечение обстоятельств явно было против меня. Я был уставший, больной, поломанный на тренировках, кряхтел когда вставал и садился. Я единственный был в футболке и мне прямо ощущалось что я плохо пахну - так оно возможно и было, кстати… Таким я и запомнил тот вечер, в странном тумане - все что я видел была только она… Влюбился ли я в нее в тот момент? Не знаю. Но вот годы идут а перед моими глазами ее лицо. С той самой вздернутой верхней губой… А уж сколько лет прошло.