Дым. Дым идет прямо из под земли, на асфальте, через люки. Он вьется посреди мутного смога, который восхищает меня. Тысячи лиц окружают меня: добрых, злых, черных и белых. Тут же на углу кто-то проповедует, на другом углу собирают деньги на конец света, кто-то дергает меня за рукав и я вижу согбенного старика негра, он злобно смотрит мне в глаза и с диким лающим акцентом спрашивает что-то…
Нью-Йорк сжимает меня в своих объятиях, как нелюбимого ребенка. Я чувствую это всеми своими чувствами. Запах хот-догов смешивается с запахом газов и модниц Манхэттэна, и я чувствую себя так.., словно я вернулся домой. Знаете есть женщины, глядя на которых ты понимаешь - ты хочешь ее. Хочешь быть с ней прямо сейчас, не сходя с места. Вот так я чувствую себя в этом городе. Я стряхиваю грязную, черную руку с плеча и накинув на спину рюкзак иду по Gятой авеню…., впитывая в себя город.

Сосед в самолете лет 50. Толстый с множеством подбородков вдруг решил поговорить со мной. Он рассказывает мне про Нью-Йорк в котором часто бывал. Он едет к сыну в Джерси на месяц и рассказывает об опасностях «большого яблока». Ночью не ходи - ограбят. Будь аккуратен с полицией. Город полон криминала. Повсюду черные с оружием. Все очень дорого. Повсюду враги.
Я улыбаюсь. Мне нечего ответить. Я лечу в Штаты в 10 раз, просто до этого мой путь лежал через Калифорнию. Заткнув в уши наушники, чтобы не слышать этих причитаний я смотрю в окно, уже глядя на Гудзон в иллюминатор заходящего на посадку самолета.

Я давно не использую слово - путешествие. Я давно не путешествую. Я одеваю на себя рюкзак, который почти всегда собран и сажусь в машину, которая везет меня в аэропорт. Я наслаждаюсь ощущением Пути. Независимо от того, сколько времени я проведу в дорого. Будет это 2 часовой полет в Казань или 12 часовой в Лос-Анджелес. Будет это Прага, Таллин, Терскол - я буду улыбаться. Как только я выхожу за порог своей пустой квартиры, моя жизнь сразу становится проще. Люди окружают меня, и они всегда разные. Глядя на них, как они едят, смеются, плачут я познаю мир через это. Я сижу с храпящими соседями или сплю в палатке с близким другом в горах - и я знаю, что именно так я познаю мир. Женщины улыбаются мне, мужчины жмут мне руку. Многих из них я больше никогда не увижу - и это неважно. Я уже знаю тайну - люди откровенны только с тем, кого больше никогда не увидят. А я не бываю откровенен ни с кем. Поэтому с незнакомцами я всегда очень внимательный слушатель. Мой дом там где шляпа. Не так давно я решил это для себя окончательно. Где нахожусь я - там и мой дом. Только так можно спокойно переносить мои передвижения, наслаждаться ими. Только так.

…первый удар я пропустил и он сразу сбил меня с ног. Они подошли ко мне в Бронксе, когда я вышел с тренировки и первый сразу ударил меня в лицо. Кулак у него был черный, как и он сам, и размерами походил на мою голову. Я успел только опустить голову и принял все в лоб. Не смотря на это я поплыл и упал на колени, инстинктивно подняв руки, и закрыв лицо. правд, стоит признать, что меня больше не били. парни выхватили рюкзак и побежали, моментально скрывшись в подворотне. Вечер уже опустился на город. Я с трудом поднялся и сожалением подумал о рюкзаке. Я купил его в Питере и очень ценил. Самое ценное что в нем было - это грязная после тренировки форма и отельное полотенце. На крыльце рядом сидел совсем седой негр, который несомненно видел все произошедшее. Он улыбается полупустым беззубым ртом и салютует мне пластиковым стаканчиком. Пошатываясь я встаю и иду в сторону круглосуточного метро. Уставший и злой, уже у метро я встретил эту девчонку. Высокая, почти с меня ростом, с ярко выраженной ирландской кровью, рыжими волосами, падающими на плечи. Не смотря на совершенно наплевательское отношение к одежде в Штатах, она выглядела потрясающе. Короткая юбка, длинные ноги, обутые в высокие, до колен сапоги на каблуке. Легкая кожаная куртка тонкой кожи не скрывала небольшой высокой груди, обтянутой водолазкой. Она мило хмурясь поглядывала на меня, а потом вдруг подошла, оставив на секунду свою компанию и облизнув палец вытерла мне лоб. Она что-то очень быстро говорила, но я не понимал так быстро и тогда она показала свою руку и мою кровь на ней. Видимо парень 5 ударив меня, поцарапал мне лоб. Я смущенно убеждал ее что все окей, но она настояла, чтобы я наклонился и она уже платком вытерла кровь мне со лба. А я не мог оторваться от зеленых глаз., от до яркости белых зубов. От того как она мило морщится, от строгого голоса когда она попросила наклониться…

…самолет тряхнуло и я вскинулся от короткой дремоты. Вокруг темнота салона межконтинентального рейса Москва - Лос-Анджелес. Я сижу у аварийного выхода огромного самолета, протираю глаза и, как обычно, после того как я просыпаюсь я не понимаю что происходит. Рядом сидит и посапывает возрастной дядька лет пятидесяти пяти и, не моргая смотрит в экран монитора сидения впереди. Я прихожу в себя и открываю иллюминатор. Видимо мы уже пересекаем границу полушарий и я вижу разгорающееся на границе горизонта зарево рассвета Восточного полушария. Я очень люблю летать. Я очень люблю движение. И лишь недавно я осознал, что я бегу от самого себя. Не так давно, сидя в самолете местного рейса, я разговорился с соседкой - как говаривал Тайлер Дерден - «одноразовым другом». И, рассказывая ей, как я люблю свои путешествия - она вдруг спросила меня, «не кажется ли мне, что я убегаю от своих проблем?». Я покровительственно улыбнулся и не стал спорить. А потом задумался. Кто я? Я перешагнул порог 30 лет. Я потерял свою семью, своих женщин, и своих друзей - не всех, но большинство. Я живу скрупулезно отсчитывая свои дни, один за другим. Я в ужасе от того, что мои дни станут одинаковые, в ужасе…и я понял вдруг что я убегаю от этого самого ужаса. Что я перестаю чувствовать свою «нужность», и я, не желая покоряться, бегу от этого ощущения. У меня ничего нет. Я захожу в съемную квартиру, сажусь на чужой диван. Я одеваю футболку, хотя хочу одеть рубашку. Я кручусь на турнике, хотя зачастую хочу упарываться в ночном клубе. Правильно ли это? Не уверен. В сотый раз сажусь в самолет, в сотый раз прохожу контроль - и в эти моменты, не отрываясь от телефона, я чувствую свою невероятную нужность. А так ли это? Помогаю ли я людям? Нравлюсь ли им? О нет - все мои силы за 32 года я потратил на то, чтобы им не нравится. И это стало настолько сильной моей сущностью - что это уже почти я сам. Поверх каждого моего «Я» одето множество масок. За ними не видно кто я. За ними не видно зачем я. За ним не видно ничего - и уже я сам не вижу - «Кем я стал?». Прикрывшись нерушимой броней сарказма, своих бесконечных усмешек и комплексов - я медленно и уверенно превращаюсь в того, кем хочу себя видеть, но зачастую не хочу им быть. В редкого ублюдка, который не считается с чужим мнением, с чужими чувствами и чужими эмоциями. Горжусь ли я этим - вовсе нет. Лишь сейчас, оценивая множество своих действий - я понимаю, что нет. Что далеко не так я хотел бы встречать свои 33 года.

Грудь у нее была большая. Она едва умещалась в узкое, подчеркивающее ее фигуру платье. Я постоянно отвлекаюсь, и теряю нить разговора. Есть такой тип вызывающе сексуальных женщин, которые кроме того всеми силами пытаются подчеркнуть ее. Томная речь, вздернутая бровь, красные губы. Я сижу через стол, и жадно ем жирные спагетти. Она чуть надменно, это тоже черта многих женщин, смотрит на меня. И тут она начинает говорить о том, что «вот тут недавно я случайно обмолвилась что с тобой встречаюсь сегодня….». Я насторожился. И тут она рассказывает мне, невинно попивая кофе, о том, как всполошились ее друзья, увидев с кем это она собралась встретиться. И рассказали ей о редком ублюдке, предателе и подонке. О том, что со мной нельзя даже сидеть в одной комнате, ибо воздух ее будет отравлен испускаемые мною ядами. Она смотрит на меня с большим интересом. И, видя, что я никак не реагирую, продолжает рассказывать о том, какой я гнусный парень. Что я бросил обоих детей, жен, друзей и нельзя верить ни одному моему слову. Я жду, пока она перейдет к тяжким преступлениям, но пока обходится просто потоками вылитого мне на уши говна. Она с удовольствием перечисляет все мои «достижения», прямо таки, наслаждаясь процессом. Я слизываю последние остатки макарон с ложки и только тогда поднимаю на нее глаза. «Все правда, - говорю я - что е ты тогда тут делаешь?». Она пристально смотрит на меня, и, понимая, что я ничего не отрицаю., она наклоняется так, чтобы мне было больше некуда смотреть кроме как на ее грудь и сообщает мне, что хочет все проверить сама. Я улыбаюсь. Она улыбается. Теперь, после того как я сделал зубы - я делаю это чаще. Хотя мои черные и кривые зубы подчеркивали образ именно «ублюдка»…

Я стою в центре Нью-Йорка. Таймсквер. Все полыхает огнями реклам и криками. Вокруг кричат, ругаются, любятся на десятках языков. Я стою один в центре города, и, по совету Бодрова, закрываю глаза. Втягивая ноздрями запах выхлопных газов, пиццы, подземного пара… Я слышу голоса, слышу крики, слышу разную музыку, чувствую как меня толкают плечами, суетно пытаясь оттолкнуть в сторону от центра дороги. Я представляю этот город в своем сознании весь целиком, раскинувшийся на десятки километров. Словно Вавилон этот город принял всех, кого смог. И продолжает принимать. И я со всеми своими комплексами, с манией величия, понимаю очень четко.

Если прямо сейчас я исчезну отсюда - для мира ничего не изменится.

Я вдыхаю смесь всего этого чувства, и, поправив рюкзак включаюсь в ритм и торопливо бегу на встречу. Я уже почти опоздал